Краткая аннотация: Комедия "Афоня", самый кассовая картина Г. Данелии, в год выхода на экраны (1975) оказалась в списке чемпионов проката. Любопытно, что социологическая группа при тиражной комиссии тогдашнего Госкино предсказывала "Афоне" полный провал, полагая, видимо, что наш высокоидейный зритель не примет негативного героя — жэковского слесаря-сантехника, халтурщика и выпивоху, сшибающего с законопослушных граждан трояки за каждый поворот гаечного ключа.
Пророчество сбылось с точностью до наоборот. Публика нежно полюбила Афоню, чутко отреагировав на двойственность его образа, запрограммированную авторами и виртуозно воплощенную исполнителем главной роли Л. Куравлевым.
При первом чтении сценария режиссеру настолько не понравился центральный образ, что он решил было отказаться от постановки. И только когда он придумал, что Афоня должен быть "плохим хорошим человеком", все сложилось. Калымщик и пофигист, не умеющий толком и гвоздя забить, валяет ваньку и дурит честной народ с таким обаянием и артистизмом, что не откликнуться на этот взрыв жизнелюбия мог разве что угрюмый критик, всерьез озабоченный проблемой "дать народу положительного героя".
Афоня пришелся ко двору. В этом персонаже было фирменное куравлевское обаяние а ля Иванушка-дурачок и не было привычной социальной демагогии. Больше того — бедолага сантехник оказался героем репрезентативным. С ним идентифицировались миллионы кинозрителей.
Это событие адекватной оценки в критике середины семидесятых, естественно, не получило. И слава Богу! Ведь даже намек на социальный контекст образа мог запросто загнать картину на полку. Ведь за десятилетие до появления "Маленькой Веры", где cакраментальное для советской риторики понятие "рабочая семья" с треском рухнуло, то есть за десять с гаком лет до начала перестройки и эпохи гласности, появился признанный народом герой, перечеркивающий тщательно охраняемую мифологию рабочего класса-гегемона.
Картину надежно прикрывал жанр. "Афоня" — комедия лирическая, а если в ней и прочитывается социальная сатира, то режиссерского умысла в том нет. В поэтике Данелия вообще отсутствует открытый социальный жест. Его не интересуют идеи, социальные герои, люди власти. Характеры — вот вектор его неизменных художнических пристрастий. Л. Куравлев с Е. Леоновым, постоянным участником данелиевских проектов, вышивали такие фантасмагорические узоры на скромной событийной канве сценария, что цензура-редактура и та потеряла бдительность. По словам режиссера, то была его единственная картина, по которой он не получил ни одной поправки.
Данелия не был бы самим собой, если бы не вывел своего героя-люмпена в милое его сердцу лирическое пространство. С того момента, как в кадре появляется прелестная Катя (Е. Симонова), готовая чисто по-бабьи полюбить Афоню "черненьким", начинается, по сути дела, другой фильм. Сюжет воспаряет над бренной жизнью, приобретает свойства параболы — иными словами, притчи, сказа. В фильме начинают звучать не свойственные поэтике Да |